Геликон Плюс Германтов и унижение Палладио Товбин Александр Борисович

Уже само название поэтической книги Александра Альховского говорит о многом. За, казалось бы, обыденными строками раскрывается мудрый, взволнованный голос души и своё собственное, единственное во Вселенной видение мира. Настоящая поэзия всегда уникальна. И это в очередной раз подтверждает Александр Альховский своими стихами • Валерий Воскобойников, лауреат Приемии правительства в области культуры

Мы познакомились с Цоем осенью 1983 года, последняя наша встреча состоялась в июне 1990-го, за два месяца до Витиной гибели. А вся его творческая жизнь — от первого альбома безвестной группы, вышедшего в 1982 году, до ослепительной славы — уместилась в кратчайший отрезок не более восьми лет • И вот уже почти двадцать лет я разгадываю загадку этой жизни, этой судьбы и этого таланта • Александр Житинский • Серия «Пламенные революционеры» всегда служила прибежищем для диссидентов — Окуджавы, Войновича, Гладилина, Давыдова, Эйдельмана, Аксенова. Когда Александру Житинскому предложили выбрать героя, он не мог отказаться от такой чести — и вспомнил о своих польских корнях. Людвик Варынский, к счастью, оказался из породы «воздухоплавателей», как называл Житинский своих мечтательных, ироничных и при этом отважных персонажей

"Посещение" - так назвал свое избранное Александр Кушнер, и стихотворение, открывающее книгу, начинается со слов: "Я тоже посетил...". Перекличка с Пушкиным здесь закономерна, Кушнер опирается на традицию русской поэзии XIX-XX века. "Лирика Кушнера, - пишет в статье о нем Андрей Арьев, - есть связующая и непорываемая нить с интимным содержанием русской литературы в целом". Мотивы и поводы для стихов у Кушнера необычайно разнообразны. О чем бы ни подумал любящий стихи читатель Кушнера, он всегда может вспомнить его строки на ту же тему. И при всем тематическом разнообразии поражает единство кушнеровской поэтики. Если сравнить его первую книжку "Первое впечатление" (1962) с замыкающей избранное книгой "Над обрывом" (2018), то при всем очевидном различии в них есть нечто общее

Повесть Александра Сирина - ещё одна художественная версия биографии Джона Леннона периода его жизни с "самой известной из неизвестных художниц" - с японской художницей-авангардисткой Йоко Оно. Её фигура для исследователей будет оставаться интересной не только в связи с творчеством самой Оно, но и в связи с жизнью и трагической гибелью её мужа - Джона Леннона, основателя знаменитой ливерпульской четверки • Убил ли Сальери Моцарта - отравил ядом, как в пьесе Пушкина, или солнечную душу Моцарта напитала ядом тягостная депрессивная музыка "Реквиема", как в фильме Милоша Формана, несмотря на многочисленные исследования, так и остается вопросом. Литературные образы Моцарта и Сальери давно уже вышли за пределы реальных персонажей и стали чем-то вроде художественной метафоры противостояния гения и посредственной заурядности

Стихи, но комментарии к ним: исторические, краеведческие, культурологические занимают почти такой же объем в книге, по сути являясь заметками о Петербурге. Книга стихотворений поэта, историка, журналиста Александра Шарымова (1936-2003) - лирический дневник, охватывающий полвека жизни автора. Составитель И. П. Каспари, А. П. Самойлов. 2-е издание, исправленное и дополненное

Первая часть романа в двух частях "Пицунда", оформленная в самостоятельное произведение. Читателю приоткрывается происходящий у лирического героя творческий процесс зарождения романа из пёстрого вороха заметных событий, едва уловимых сиюминутных переживаний и воспоминаний

Конец тридцатых - сквозь пелену, сороковые-роковые - отчетливее, пятидесятые, начало шестидесятых - с графической определенностью. Сплав пристальных наблюдений с выдумкой. Лица, полотна, фасады, море и невские волны, плещущие в гранит, волшебный барочный дворец и двор-колодец, кладезь опасных детских приключений, обид. . . Илья Соснин, дитя коммуналки, витает в творческих сферах. Зоркий и отрешенный, одержимый завиральными гипотезами, одолеваемый сомнениями, он из минут, часов, дней исподволь складывает картину лет, но поиск "Я" для него, мечтателя, постигающего азы зодчества и художественные языки, сопряжен с поисками магического кристалла - за тусклыми видимостями ему мерещатся потусторонние сияния, от блужданий в лабиринтах искусств сама реальность делается вдруг призрачной, как городские отражения в Мойке или облака, выплывающие из окон палаццо Строцци

Ландшафтный оазис у моря - реликтовая сосновая роща на мысу, намытом горной рекой. Античное поселение, византийская провинция. Последний приют Святого Иоанна Златоуста. С XIX столетия - археологическая Мекка. . . Наконец, с шестидесятых годов прошлого века Пицунда и до финиша Советского Союза - модный черноморский курорт, увенчавший все ипостаси дивного места. Сюда, в лучезарную отпускную нишу, осенью, на бархатный сезон, слетались персонажи романа, составленного из двух взаимно дополняющих книг: условно "лирической", свёрнутой в "Я", и "эпической", развёрнутой в панораму лет-судеб. Легенды, сказы, пересказы, байки, споры, диалоги и монологи, исповеди и проповеди, прямая речь автора… Слово - в его многообразии, - оглашённое под реликтовыми соснами, в безмятежной среде, казалось, пробуждало её многовековую энергетику и резонировало с ускорявшимися ритмами будущего: всё вокруг неуловимо менялось, события, принимая неожиданный оборот, набухали темноватой символикой, лирические герои, не замечая того, начинали действовать и говорить в эпических обстоятельствах, а сквозь пестроту идей, тем, личных привязанностей и устремлений, сплетавшихся в повествовании, всё явственнее проступала история одной компании - фанатиков места и критиков времени, которым, как выяснилось, суждено было при смене геополитических вех уйти вслед за ним, невольно подведя черту под советской эпохой

Дома, через которые протекают под напором лет наши жизни, подобны волшебным фильтрам: "эфемерности", казалось бы, вылетавшие в потусторонние форточки, пропитывают камни , оседают на стенах и потолках • В центре повествования - уникальный дом • Возведенный на пике Серебряного века, дом этот стал новым символом Петербурга, хранителем легенд, тайн, симбиозом истории и частных судеб; воскреснут лица в слепящих солнцем и заплаканных окнах. В портретах, набросках, узорах событийного фона обнаружится и сквозной сюжет, дремавший столетие, но пробудившийся в наши дни

В этом томе собраны фантастические истории, повести и рассказы для детей. Все они так или иначе связаны с пришельцами, но действие происходит на Земле, в наше время. Инопланетяне Житинского, добрые и немного наивные, сами похожи на детей. Как всё, написанное Житинским, эти истории крайне занимательны, но воспринимать их можно не только как развлечение, но и как повод подумать над чем-то более значительным

Стихи А. Альховского, несмотря на традиционную форму, привлекают своей образностью и остротой взгляда на сложные процессы нашего современного бытия. Нет никакой другой правды, кроме художественной. Эту максиму Альховский стремится подтвердить еще раз

Герои этой книги — старшеклассники одной из крымских школ на рубеже 80–90 годов прошлого века. Они живут в закрытом военном городке, ещё сохраняющем остатки былой стабильности на краю охваченной переменами страны. Фактически, при коммунизме. Но шторм истории гремит всё ближе, брызги летят.. Настанет день — и ребята уйдут в самостоятельный поход, их планы и мечты разобьются о жизнь, но память о них, как поймёт спустя пятнадцать лет главный герой, будет бесконечно долго вести за собой и придавать силы