Academic Studies Press Искусство и политика в послевоенной Японии Джести Джастин

Книга Кати Дианиной переносит нас в 1860-е годы, когда выставочный зал и газетный разворот стали теми двумя новыми пространствами публичной сферы, где пересекались дискурсы об искусстве и национальном самоопределении. Этот диалог имел первостепенное значение, потому что колонки газет не только описывали культурные события, но и определяли их смысл для общества в целом. Благодаря популярным текстам прежде малознакомое изобразительное искусство стало доступным грамотному населению — как источник гордости и как предмет громкой полемики • Таким образом, изобразительное искусство и журналистика приняли участие в строительстве русской культурной идентичности. В центре этого исследования — развитие общего дискурса о культурной самопрезентации, сформированного художественными экспозициями и массовой журналистикой

Рассматривая визуальную культуру датского и шведского дворов от Реформации до окончательного упадка в XVIII веке, Кристоффер Невилл объясняет, как и почему они превратились в важные художественные центры • Невилл анализирует крупные проекты известных художников и архитекторов, а также произведения, авторы которых практически неизвестны за пределами Северной Европы — Корнелиса Флориса, Адриана де Вриса и Иоганна Бернхарда Фишера фон Эрлаха

Джастин Вир рассматривает сложные взаимоотношения между авторской саморефлексией и литературной традицией в трех самых известных русских романах первой половины двадцатого века: "Мастер и Маргарита" Михаила Булгакова, "Доктор Живаго" Бориса Пастернака и "Дар" Владимира Набокова • Оригинальное прочтение этих романов выявляет значительный сдвиг, произошедший в русской традиции психологической прозы 20 века. Согласно Виру, все три романиста по-своему отвечают на двойной кризис, характеризующий их время: общую модернистскую дестабилизацию идентичности и отчуждение от литературной традиции, случившееся после Революции 1917 года • Используя различные литературные приемы саморефлексии (например, mise en abyme), эти авторы вновь включают литературную традицию в свои произведения, создавая таким образом особый взгляд на личность

Пятьдесят месяцев японской интервенции в Сибири вобрали в себя экзистенциальный кризис, настигший Японию по окончании Первой мировой войны • Политическая элита и военные, интеллектуалы и семьи военнослужащих в небольших гарнизонах - все они восприняли интервенцию как проверку того, сумеет ли Япония найти свое место в послевоенном миропорядке • И в стране, и за рубежом действия Японии в Сибири рассматривались как доказательство способности нации шагать в ногу со временем - временем триумфа конституционной демократии и вильсоновского интернационализма • Характер самой интервенции отражает процесс борьбы за ответственное принятие решений правительством и установление контроля общества над действиями армии, за пересмотр японской континентальной политики, а также за возможность для миллионов простых японцев быть услышанными своими лидерами

Как религиозные общины реагировали на эпидемические заболевания и осмысляли их? Чтобы ответить на этот вопрос, историк Джастин Стернз рассматривает представления о заразных болезнях, бытовавшее в мусульманских и христианских общинах, уделяя особое внимание Пиренейскому полуострову в период после Черной смерти • Стернз показывает, что мусульманские ученые не отвергали концепцию инфекции, как утверждает большинство исследователей, а творчески и рационально пытались ее понять; христианские же ученые использовали метафору заразы для определения правильного и безопасного взаимодействия с еретиками, иудеями и мусульманами

А. Мартин исследует консерватизм в русской мысли, политике и культуре периода правления Александра I. Основываясь на тщательном изучении архивов, а также на опубликованных источниках на русском, английском, немецком и французском языках, автор прослеживает истоки консервативной идеологии и показывает, как русские восприняли угрозу, исходящую от Французской революции, и как на основе этой реакции в России сформировались государственная политика и национальное самосознание • Книга «Романтики, реформаторы, реакционеры» — глубокое исследование истоков русского консерватизма, нашедшего • отражение в трактатах, письмах и мемуарах ведущих мыслителей своего времени

В этой книге подробно исследуется окончание Тихоокеанской войны в контексте международного положения. Тщательному анализу подвергнуты сложные взаимоотношения между тремя основными участниками конфликта: Соединенными Штатами, Советским Союзом и Японией • В книге автор показывает, что Сталин был активным участником драмы под названием «Капитуляция Японии», а вовсе не находился на второстепенных ролях, как ранее полагали историки. Также в ней дается более полная картина того, при каких обстоятельствах было принято решение об атомных бомбардировках Японии. Наконец, в этой книге описывается бурная деятельность, проводившаяся Сталиным между 15 августа, когда Япония согласилась на безоговорочную капитуляцию, и 5 сентября, когда завершилась операция советских войск на Курилах

В своей книге Марго Морган исследует связь между политикой и театром, рассматривая творчество и биографии Бернарда Шоу, Бертольта Брехта, Жан-Поля Сартра и Эжена Ионеско, и представляет вниманию читателей историю культуры, подробно описывающую, как менялась роль политического театра в Европе ХХ века

Эмили Джонсон исследует истоки и эволюцию краеведения в Санкт-Петербурге в начале XX века по архивным материалам. В книге рассматривается деятельность движения за сохранение истории, которое возглавили участники кружка «Мир искусства» и авторы журнала «Старые годы», педагогического экскурсионного движения и Центрального бюро краеведения. Оригинальное издание этой книги (Penn State University Press, 2006) было удостоено премии South Central MLA и премии Николая Анциферова за лучшую работу иностранного автора о Санкт-Петербурге

В этой книге рассказывается o переходе к звуку в советском кино на рубеже 1920–1930-х годов в контексте первой пятилетки и формирования принципов социалистического реализма. Эти фильмы примечательны не только своим новаторским, экспериментальным, неожиданным и сложным использованием звука, но и тем, как они отражают — в том числе благодаря новой звуковой технологии — сложности исторического момента: перехода от немого кино к звуку, от 20-х годов к 30-м, от авангардного искусства к искусству соцреализма. В центре внимания автора — эксперименты со звуком Григория Козинцева и Леонида Трауберга («Одна»), Дзиги Вертова («Энтузиазм: Симфония Донбасса», «Три песни о Ленине»), Эсфирь Шуб («К. Ш. Э.»), Игоря Савченко («Гармонь»), Александра Довженко («Иван», «Аэроград»), а также фильмы Всеволода Пудовкина, Николая Экка, братьев Васильевых и других режиссеров

Как железные дороги связаны с эросом и смертью? Повлиял ли Лев Толстой на живопись Малевича? Какой город рисует Добужинский, иллюстрируя «Белые ночи» Достоевского? • Что общего между «Лолитой» Набокова и пушкинской «Русалкой»? Откуда в стихах Хармса мотивы имяславия? • И почему Шостакович положил на музыку графоманские вирши капитана Лебядкина? Бывают ли вообще в мире литературы и искусства «странные сближенья» или все взаимосвязи в нем логичны и закономерны? • На эти вопросы отвечает в своей новой книге Ксана Бланк, расширяя, а в чем то и меняя традиционное представление о творчестве классиков

В своем исследовании Сара Вельд предлагает новый подход к русскому авангарду, утверждая, что его представители – писатели, художники и теоретики – сознательно использовали эстетику инфантилизма, вдохновленную детским искусством, языком, перспективой и логикой • В книге рассматривается влияние детских рисунков на неопримитивистское искусство Михаила Ларионова, роль детского языка в кубофутуристической поэтике Алексея Крученых, использование наивной перспективы в формалистической теории Виктора Шкловского и место детской логики в абсурдистских сочинениях Даниила Хармса